Путь к большой нефти: как геологи изменили судьбу ХМАО

В начале 1950-х Югра жила так, будто вокруг ничего не менялось веками. На берегах Оби стояли рыбацкие бараки, работали лесные артели, снабжавшие страну пушниной и рыбой. На картах регион значился как «лесо-рыбный». Для большинства советских людей послевоенного времени это был дальний тыл, окраина, суровый север. Никто тогда не представлял, что видимое богатство этих мест — лишь верхушка айсберга.

После окончания Великой Отечественной войны страну лихорадило. Старые нефтяные районы Кавказ, Башкирия выдыхались. Власти искали новые источники нефти, новую надежду. В научной среде все чаще вспоминали слова академика Ивана Губкина. Человека, который еще в конце 1930-х осмелился предположить, что под болотами Западной Сибири скрываются огромные, никем не тронутые ресурсы.

Проверять тайгу отправили геологов. Первопроходцы исследовали территорию без точных карт, без дорог, без гарантий. Это была разведка боем. Исследователи должны были не только понять потенциал территории и принять решение, но фактически выжить в суровых условиях. Так началась эпоха, которая перевернула судьбу региона.

Голос недр

Когда в начале 1950-х геологи выбирали место для первой опорной скважины на северо-западе Западной Сибири, приоритет отдали Березово. Геофизики зафиксировали здесь аномалии, указывающие на возможные газовые залежи, а добраться до поселка и доставить тяжелое оборудование можно было речным транспортом.

Казым тоже рассматривали, но весной пройти по реке и высадить людей там было сложно. Березово, стоящее на высокой террасе и давно освоенное, стало для исследователей более надежной точкой.

В мае 1952 года к его берегам подошли баржи с буровой техникой. Главный геолог треста «Запсибнефтегеология» Иван Карасев прилетел лично, чтобы выбрать место для первой скважины. Он ходил по берегу, слушал землю. Очевидцы утверждают, что место ему помогла выбрать ушанка: Карасев бросил ее в воздух и сказал бурить там, где она упадет.

Точку пришлось слегка сместить, чтобы было удобней подъезжать. Осенью в этом месте начали бурить скважину Р-1. Техника постоянно ломалась от морозов. К лету 1953 года удалось пробурить лишь половину. Сначала ее сочли пустой и готовили к консервации.

Но 21 сентября 1953 года из-под земли раздался рев, который был слышен за 30 километров. В половине десятого вечера при подъеме инструмента из скважины взвился в небо пятидесятиметровый газоводяной фонтан. Газ шел с глубины 1344 метра. Суточный дебит оценили в миллион кубометров газа и тысячу кубометров воды.

Комиссия Миннефтепрома признала открытие «имеющим огромное значение». Рев газовой скважины стал первой громкой нотой в симфонии грядущих открытий Шаима, Мегиона, Усть-Балыка и Самотлора. Именно в Березово началась нефтегазовая эпоха Югры.

Вскоре после березовского фонтана в окрестностях поселка одно за другим открывали месторождения. Для транспортировки газа начали проектировать первый магистральный газопровод Березово — Пунга — Свердловск.

Несмотря на громкие открытия, главная цель — большая нефть все еще ускользала. Геологи бурили и снова выходили на мощные пласты артезианской воды. Но эти неудачи не были пустыми: именно они показали, что под Западной Сибирью скрыта гигантская впадина, в недрах которой лежат огромные запасы нефти и газа.

Колыбель югорской нефти

Первым отголоском грядущих нефтяных открытий стала маленькая победа в сентябре 1959 года. На Мало-Атлымской площади в 200 км от Березово из скважины удалось добыть две тонны легкой нефти. Но крошечный приток обрушил последние сомнения. Геофизики, вдохновленные этим успехом, пересмотрели карту Предуралья. История побед и поражений вывела их к верховьям Конды — туда, где скрывалась Мулымьинская структура, будущий Шаим.

С 1950-х в Кондинском районе проводили геологическую съемку, заложили первые поисковые скважины. Несколько лет подряд поиск нефти здесь давал мизерные результаты — от 1,5 до 12 тонн в сутки. Этого было достаточно, чтобы понять, что направление выбрано правильно.

В этот момент решающую роль сыграли люди, которые верили в западносибирскую нефть. Лев Ровнин, главный геолог «Тюменьнефтегеологии», и Юрий Эрвье, выдающийся организатор геологических исследований, настаивали на расширении поисков. Они писали в обком, убеждали начальство, доказывали, что у округа есть все шансы стать сырьевой базой крупнейших нефтяных и химических заводов страны, хотя на тот момент еще не было открыто ни одного большого месторождения.

К лету 1959 года Ханты-Мансийская экспедиция подтвердила, что Мулымьинская структура у Шаима достойна глубокого бурения. Сейсморазведочная партия под руководством Александра Гершаника определила места для строительства скважины. В навигацию 1959 года сюда с огромным трудом завезли буровое оборудование.

Для бурения Эрвье направил лучшего нефтяного мастера — Семена Урусова. Первая шаимская скважина дала 10 тонн нефти. Это было сигналом для геологов, что они идут в правильном направлении. Ровнин дал команду срочно закладывать новую скважину в восточной части площади, будущую Р-6.

Дальше события развивались стремительно. Бригада Урусова начала бурение Р-6 в мае 1960 года. В июне исследования показали, что в недрах скрывается мощный нефтеносный пласт.

20 июня из скважины вырвался фонтан. Он давал около 400 тонн нефти в сутки. 22 июня официальная радиограмма с этими данными легла на стол руководства в Тюмени. Так была получена первая промышленная западносибирская нефть — итог многолетнего пути. С этого момента Шаим стали называть колыбелью западносибирской нефти, а весь регион — провинцией, которая изменила энергетическую карту страны.

Но между открытием и настоящей добычей прошли годы — годы борьбы с болотами, холодом и неприступными недрами. Отважные первопроходцы бурили, прокладывали сотни километров дорог, трубопроводов и электролиний.

К 1964 году первые партии нефти из Шаима пошли на Омский нефтеперерабатывающий завод. Нефть переправляли по реке танкерами.

Летом 1964 года из Шаима начали строить нефтепровод в Тюмень. 18 июля был сварен первый стык. По реке завозили оборудование, вертолеты Ми-1, Ми-4 и гигант Ми-6 впервые в истории трубопроводостроения поднимали в воздух многометровые плети, подводники пробивались через разлившиеся Евру и Конду, землеройщики вытягивали технику из трясин, а в передвижных городках — Карабашке, Лауте, Леве — среди снежных сугробов кипела настоящая северная жизнь.

27 ноября 1965 года, когда заварили последний стык трубопровода, страна услышала главную новость года: «Шаимская нефть пришла в Тюмень». С этого момента север впервые почувствовал себя не окраиной, а сердцем большой индустриальной страны.

Новая эпоха Среднего Приобья

К поисковым работам в Среднем Приобье приступили в начале 1950-х годов. Но геологи находили лишь намеки на нефть: пленку на воде и горько-соленые притоки. Бурили здесь вслепую, скважины тонули в половодьях, мерзли в сугробах, горели от аварий. А главное — слишком часто бурение не доводили до конца, перебрасывая бригады туда, где казалось перспективнее.

Покурскую скважину, которая могла открыть новое месторождение на десять лет раньше, ликвидировали по техническим причинам. А начатые в 1951 году буровые работы, так и не доведя до конца, прекратили.

Но были люди, которые упрямо продолжали верить в эту землю. Один из них — молодой, жесткий и целеустремленный Фарман Салманов. Он побывал в Западной Сибири во время преддипломной практики в 1952 году, когда начали бурить Александровскую, Ларьякскую и Покурскую скважины.

Начав работать в геологоразведке, он ходил по кабинетам, убеждая начальство в перспективах Среднего Приобья. Благодаря его настойчивости бригады вернули на Обь, в Сургут, на Мегионскую структуру — туда, где когда-то студентом он впервые увидел керн, пахнущий сырой нефтью.

В марте 1957 года Салманов приехал в Сургут посмотреть, можно ли превратить рыбацкий поселок в опорную базу для поисков нефти. Летом его нефтеразведочную партию перебазировали из Кемеровской области в Югру.

В 1959 году бригада Григория Норкина высадилась на берег Меги у Баграса. Они жили в бараках, сами строили жилье и склады, сами же монтировали буровую. 2 сентября 1959 года запустили Мегионскую скважину Р-1.

Бурение шло тяжело: паводки заливали площадку, зимой неделями ждали трубы и солярку, четыре буровые по всему Приобью простаивали из-за отсутствия снабжения. Испытания давали лишь воду. К весне 1960 года по Мегионской Р-1 геологи приняли решение демонтировать установку, чтобы успеть перевезти ее по зимнику до распутицы. Испытания давали лишь воду.

Но Салманов с главным инженером и геологом партии решили рискнуть и испытать седьмой объект выше по разрезу. Сначала из скважины пошла вода, потом на ее поверхности появилась жирная пленка, и уровень жидкости быстро поднялся до устья. Перелив перешел в фонтан. Вместе с водой пошла нефть.

21 марта 1961 года, в 14 часов, Мегионская скважина Р-1 зафонтанировала чистой нефтью, по оценкам — около 200–300 тонн в сутки. В феврале 1962 года создали Мегионскую нефтеразведочную экспедицию. Сначала ее возглавил Михаил Шалавин, затем Владимир Абазаров, которого позже будут считать главным «отцом» Мегиона. Под его руководством экспедиция открыла десятки месторождений и параллельно начала строить поселок.

Дальше события развернулись стремительно. 15 октября 1961 года геологи открыли Усть-Балыкское месторождение. 62 скважина впервые показала: нефти здесь много. А через два месяца из 63 ударил мощный фонтан — почти 800 тонн в сутки. Такой поток уже нельзя было списать на удачу. Стало ясно, что тихий Усть-Балык больше не просто поселок на берегу Оби. Именно тогда решили переименовать его в Нефтеюганский, чтобы на карте он звучал так же мощно, как звучат его недра.

В 1963 году открыто Ватинское месторождение, летом 1964 года с мегионских резервуаров на Омский НПЗ отправили первые четыре тысячи тонн нефти. Геологи продолжили поиски в тайге, пошли в сторону Северо-Покурского, Аганского и Нижневартовского поселков. А Мегион остался точкой отсчета, с которой началась новая эпоха западносибирской нефтедобычи.

Нефть, меняющая судьбы

Открытие нефти изменило судьбу Югры. Все началось с дорог: для нефтедобычи в Мегионе и на Усть-Балыке в тайге обустраивали новые зимники, строили летние грунтовки, укрепляли пристани, по берегам Оби и Иртыша появились площадки для малой авиации. Там, где раньше главными дорогами были реки и оленьи тропы, загрохотали грейдеры, загудели бензовозы и медленно поползли буровые тягачи.

В Югре зазвучали новые молодые голоса. В Ханты-Мансийск, Березово, Сургут, Нижневартовский район потянулись геологи, буровики, инженеры, выпускники вузов по распределению. В бараках и времянках теперь обсуждали не улов или делянку, а глубины, пласты, дебиты. В районных газетах рядом с передовиками леспромхозов возникли новые фамилии — мастера буровой, начальники экспедиций, авторы первых «тысячников» по нефти.

Поменялось отношение властей и всей страны к Югре, вырос ее статус. После Березово, Шаима, Мегиона и Усть-Балыка Ханты-Мансийский округ перестал быть просто национальным и тыловым. В документах союзных ведомств его все чаще называли будущей ресурсной опорой страны — районом, где можно создать базу, способную изменить стратегию СССР на десятилетия вперед.

Для самих жителей Югры эти перемены пока не были очевидными. Рыбаки все так же вытаскивали сети, охотники уходили в лес. Но профиль региона начал медленно, но верно меняться: над острыми еловыми макушками выросли рыжие газовые факелы, небо освещало теперь не только северное сияние, но и прожектора буровых, светящиеся окна первых вахтовых поселков.

К 1965 году нефтяная Югра делала первые несмелые шаги, робко нащупывая свой путь. Газ Березово доказал, что Сибирь хранит под собой океаны энергии. Шаим дал первую нефть. Салманов открыл Мегион и Усть-Балык. По трубам пошли первые партии сырья.

Реальный масштаб первых открытий показала следующая эпоха, которая стала золотой в истории ХМАО. Гигантские месторождения, ударные стройки Сургута и Нижневартовска, железная дорога, ГРЭС и миллионы тонн нефти навсегда закрепили за регионом титул нефтяного сердца страны.