От парада суверенитетов к «тюменской матрешке»: как ХМАО отстаивал независимость в 90-е

Югра получила статус самостоятельного региона в 1993 году
Фото: Александр Кулаковский © URA.RU
Для Ханты-Мансийского автономного округа — Югры девяностые и начало нулевых были временем судьбоносного выбора, головокружительных амбиций и драматичной борьбы за выживание, погони за суверенитетом и доходы от нефтедобычи. Об эпохе, которая началась с крушения одной страны и завершилась рождением новой, и о том, как в водовороте экономического хаоса и политических интриг рождался уникальный субъект Российской Федерации — в материале URA.RU к 95-летию региона.
На заре перестройки: советское наследие

Памятник «Покорителям Самотлора» легализовали как нефтяную вышку
Фото: Александр Елизаров © URA.RU
К моменту распада СССР Тюменская область и ХМАО как ее часть уже прочно закрепились в роли главного нефтегазодобывающего региона страны. Первая Шаимская нефть, крупнейшие Самотлорское, Мамонтовское, Федоровское и десятки других месторождений, тысячи скважин все это работало в жесткой системе плановой экономики. Предприятия, в том числе многочисленные нефтегазодобывающие управления, подчинялись отраслевым министерствам, а финансовые потоки контролировала Москва.
Жители при этом не всегда считали такое распределение справедливым.
«Доходило до смешного. Такой крупный город, как Нижневартовск, не мог себе позволить строительство дворца культуры. Дом техники это пожалуйста, а культуру, по мнению советского руководства, в вахтовом населенном пункте иметь было нельзя. Памятник „Покорителям Самотлора“, который в народе зовут „Алеша“, по документам проходил как нефтяная вышка. Приехали москвичи возводить наши родные шестнадцатиэтажки, дома типовой серии П-44, и должны были застроить ими один микрорайон и оборудовать там котельную. Так вот, в нашем горисполкоме придумали, как обустроить отопление по всему Нижневартовску. Нужно было возвести высотки в разных микрорайонах. Переговоры с архитекторами шли сложно, но все получилось, и тепловые сети закольцевали по всему городу. Вот с таким наследием мы вступили в девяностые», — вспоминает один из местных старожилов.
В советское время добычу ключевых полезных ископаемых Западной Сибири курировало Главное производственное управление по нефтяной и газовой промышленности «Главтюменнефтегаз». Населенные пункты Югры изначально развивались как сателлиты к промышленным узлам. В небольших моногородах фактически было одно градообразующее предприятие нефтяное объединение.
Такой, например, была связка Когалыма, Урая, Лангепаса и Покачей, которые позже стали опорными городами ЛУКОЙЛа. Эти населенные пункты строили и содержали в основном нефтяники. Бывший мэр Сургута (с 1991 по 2010-ые годы) Александр Сидоров в разговоре с журналистами подсчитал, сколько подобных предприятий было в самом крупном городе ХМАО. Их насчитывалось — 31.
Именно с этим наследием моногородов, централизованного управления и зависимой социальной сферы Югра входила в девяностые, когда нефтяные деньги впервые стали предметом открытого торга между Москвой, регионом и новой волной корпораций.
От производственных объединений к нефтяным гигантам

«Главвтюменнефтегаз» к моменту развала СССР включал в себя сотни предприятий
Фото: Александр Кулаковский © URA.RU
Перестройка запустила пересборку всей системы управления нефтянкой. Руководство СССР решило «укрупнить» вертикаль и объединило министерства нефтяной и газовой промышленности. К 1989 году «Главтюменнефтегаз» включал около 600 предприятий, где работали примерно 400 тысяч человек. Такой махиной из Москвы было трудно управлять. В отрасли пошли разговоры, что главк стал слишком самостоятельным и «лезет в политику».
К 1990 году производственное управление ликвидировали. Нефтегазодобывающие объединения, входившие в его состав, продолжили работу уже как самостоятельные структуры и вскоре стали объектами приватизации. Часть из них позже обанкротилась, другие вошли в состав новых холдингов.
Западная Сибирь, по оценкам экспертов, в первую пятилетку девяностых потеряла до трети нефтедобычи. От нефтянки зависела практически каждая зарплата, поэтому спад ощущали все. «Выживали как могли. Некоторые компании спасал бартер. Родители однажды принесли домой огромную каракулевую шубу вместо стремительно обесценивающихся тысячных купюр. Кто-то торговал „ножками Буша“. Но уже в начале девяностых в округе нефтяники и сервисники довольно быстро сориентировались и принялись осваивать биржи. Так, например, одно нижневартовское предприятие было первым, кто продал самотлорскую нефть за рубеж. Часть денег японские покупатели перечислили не в валюте, а в виде четырех небольших внедорожников Suzuki. Две такие машины ездили по Тюмени, еще две остались в Нижневартовске и стали там первыми иномарками. Так началась эпоха беспокойная, с малиновыми пиджаками и частным капиталом с „нефтебаксами“», — вспоминают вартовчане.
Несмотря на кризис, в условиях перехода к рынку регион смог сохранить лидирующие позиции по добыче полезных ископаемых. На базе советских промысловых управлений начали рождаться корпорации. Вчерашние НГДУ превращались в акционерные общества. Рабочие и инженеры действительно получали ваучеры и формально становились совладельцами предприятий, но к концу девяностых контроль над крупнейшими компаниями сосредоточился у узкого круга управленцев и финансовых групп.
После ликвидации «Главтюменнефтегаза» началась «ваучерная» приватизация — большой передел собственности. Главк дал старт целой плеяде управленцев, под руководством которых сформировались три нефтяных гиганта, ставших визитной карточкой российской нефтяной отрасли: ЛУКОЙЛ, «Сургутнефтегаз» и ЮКОС.
В 1991 году постановлением Совмина СССР создается государственное объединение «Лангепас, Урай, Когалым нефть» — будущий ЛУКОЙЛ. В него вошли «Лангепаснефтегаз», «Урайнефтегаз», «Когалымнефтегаз» и несколько перерабатывающих заводов. В 1993 году правительство России оформляет ОАО «Сургутнефтегаз» как один из первых вертикально интегрированных холдингов, который вскоре проходит приватизацию. Чуть позже на базе «Юганскнефтегаза» и ряда других активов появляется ЮКОС, приватизированный в ходе «залоговых аукционов» 1995–1996 годов.
Так началась эпоха «суверенной нефти». Крупные компании получили гигантские месторождения практически за бесценок и стали фактическими хозяевами территории: добывали, продавали, строили собственные финансовые империи. А округ, на земле которого все это происходило, оставался с минимальными отчислениями и был вынужден учиться отстаивать свою долю в нефтяной ренте.
Тихая революция: как нефтяники отказались от социалки

Нефтяники после развала СССР перестали строить детские сады и стали массово передавать уже готовые на баланс муниципалитетам в ХМАО
Фото: Размик Закарян © URA.RU
Во времена «Большой нефти» в СССР социальная сфера в городах округа держалась на нефтяниках. Каждое производственное объединение, отвечавшее за микрорайон или город, вместе с промыслами получало и соцнагрузку детские сады, школы, объекты ЖКХ, клубы. После распада СССР эта система начала стремительно рушиться. Обвал цен, инфляция, отсутствие новой законодательной базы и политическая турбулентность разорвали старые хозяйственные связи. Предприятия одно за другим передавали жилье и инфраструктуру в ведение городских властей, сокращая собственные расходы. Часть строек бросали недостроенными, часть руководителей просто уезжала из региона.
Оставшиеся на местах управленцы получили опыт, который до сих пор вспоминают как школу выживания. «В девяностые годы где-то надо было набрать специалистов. Допустим, нефтяники, когда передавали нам огромное хозяйство полтора миллиона квадратных метров жилья, котельные, очистные сооружения, объекты энергетики, кадры то от них к нам не побежали. У нас другая зарплата совсем была. Надо было кем-то закрыть эти бреши и перенести это умение управлять на городской масштаб. Руководители, которых мы до сих пор помним: Попов, Гришков, Афонин и так далее, были вынуждены управлять всем городским хозяйством», — вспоминает экс-мэр Сургута Александр Сидоров.
Муниципалитеты, не готовые к такому объему обязательств, столкнулись с кризисом ЖКХ, недофинансированием школ и больниц. Приватизация нефтяной отрасли и уход компаний из социалки стали одной из главных линий напряжения девяностых. Однако управленцы, которые прошли суровую школу жизни во времена развала СССР и перестройки, получили уникальный опыт.
В 1991 году Сергей Собянин возглавил один из опорных городов ЛУКОЙЛа — Когалым. Уже через два года он стал первым заместителем главы администрации ХМАО, а в 1996 году председателем окружной думы. Пройдя кадровый лифт Югры, Собянин позже возглавит Тюменскую область и уже с этой позиции будет по-новому выстраивать отношения внутри «тюменской матрешки», участвовать в оформлении статуса Югры и Ямала как самостоятельных субъектов. Опыт девяностых, полученный в «нефтяной» муниципальной политике, стал важной основой этих решений.
Камнем преткновения оказались налоги

Муниципалам пришлось договариваться с нефтяниками
Фото: Александр Кулаковский © URA.RU
Югра при этом оставалась одной из ключевых нефтегазовых территорий страны. Уже в девяностые регион давал значительную часть российской добычи, а к началу двухтысячных доля ХМАО стабильно превышала половину всей нефти России. На этом фоне легко рождался лозунг «Югра кормит Россию». Старожилы вспоминают, что благополучие конкретного муниципалитета тогда во многом зависело от неформальных договоренностей: если у главы города получалось выстроить отношения с нефтяниками, в населенном пункте появлялись новые дороги, досуговые центры, фестивали с участием популярных артистов.
Топливно-энергетический комплекс традиционно обеспечивал львиную долю налоговых доходов. В начале девяностых налоговая и бюджетная системы только складывались и регулировались сотнями подзаконных актов. Декабрьский указ 1993 года, подписанный президентом Борисом Ельциным, дал муниципалитетам право вводить собственные сборы и отчисления вплоть до взносов «на содержание спортивного клуба». Этим активно пользовались на местах, пытаясь закрыть дыры в бюджете.
Та же неопределенность позволяла нефтяным компаниям добиваться особых условий. При наличии пробелов в законодательстве, а иногда и после неформальных договоренностей, бизнес получал льготы и отсрочки. В итоге сложилась патовая конструкция: Югра обеспечивала рекордные налоговые поступления в федеральный бюджет, а у крупных недропользователей в регионе накапливались рекордные задолженности по платежам. Эти истории стали для Югры символами того, насколько напряженными были отношения между местной властью и нефтяным бизнесом в девяностые.
Север и юг: борьба за суверенитет

Тюменский губернатор Леонид Рокецкий выступал против суверенитета Севера
Фото: Владимир Андреев © URA.RU
Налоговые споры были только частью более крупного узла противоречий. Важнейшим вопросом становился статус самих регионов. «Дело в том, что становление Ханты-Мансийского автономного округа как субъекта Российской Федерации было закреплено в Конституции 1993 года. То есть, особенности статуса были заложены теми реформами, которые проводились в России. До этого времени взаимодействие внутри Тюменской области, с ХМАО и ЯНАО в составе, рассматривалось как взаимодействие единого региона.
Поколение людей, которые осваивали просторы Западной Сибири и не отделяли будущее территории от выбора своей собственной судьбы. Именно на этом фоне были сформированы несколько управленческих элит. Между которыми были и противоречия и согласия по различным вопросам», — пояснил политолог Станислав Розенко. По его словам, именно на этом фоне начали формироваться новые линии раскола между югом и севером области.
Пока города и компании переживали свою перестройку, на уровне трех субъектов зрел политический конфликт. Вопрос формулировали просто: кто и чем управляет, если и Тюмень, и округа формально равноправные субъекты Федерации, но нефтяная база находится на севере.
Губернатор Тюменской области Леонид Рокецкий считался противником фактического отделения автономных округов, чей суверенитет был закреплен в Конституции. Первый губернатор ХМАО Александр Филипенко, напротив, выстроил команду, которая последовательно отстаивала самостоятельность округа. В девяностые и начале нулевых Югра демонстрировала взрывной рост по ключевым показателям: транспорт, урбанистика, демография, социальная сфера, образование. Окружные власти настаивали, что округ должен быть самостоятельным субъектом Российской Федерации и вправе сам распоряжаться частью нефтяной ренты.
Рокецкий занимал жесткую позицию, выступая против любых шагов, которые укрепляли бы отдельный статус округов. Ямальский губернатор Юрий Неелов избегал радикальных заявлений, но в ключевых вопросах поддерживал Ханты-Мансийск. Для Югры это означало конкретные вещи: переговоры о перераспределении налоговых потоков, полномочиях в социальной сфере, праве самостоятельно вести договоры с нефтяными компаниями.
Развязка наступила после обращения в Конституционный суд. Думы ХМАО и ЯНАО под руководством Сергея Собянина и Сергея Корепанова, а также Тюменская областная дума во главе со спикером Николаем Барышниковым потребовали официально разъяснить статус регионов и расставить акценты.
Постановление суда ослабило позиции Рокецкого. Суд подтвердил, что территория и население автономных округов входят в состав области. Но прямого подтверждения административного и бюджетного верховенства Тюмени не последовало. Округа сохранили свои полномочия и пространство для самостоятельной политики, а тюменскому губернатору стало сложнее игнорировать их позицию. С этого момента любой крупный политический шаг в регионе требовал учета интересов Югры и Ямала, что закрепило за северными территориями особый вес в «тюменской матрешке».
«Тюменская весна»: договор о сотрудничестве трех регионов

Губернаторы ХМАО Александр Филипенко (справа) и ЯНАО Юрий Неелов
Фото: Лариса Рычкова © URA.RU
Конфликт вокруг полномочий и налогов постановлением Конституционного суда не исчерпался. Следующим шагом стало оформление договоренностей на практике. В конце девяностых годов было подписано первое соглашение о разграничении полномочий между Тюменской областью, ХМАО и ЯНАО. Документ закреплял, как делятся налоговые доходы, и кто отвечает за социальную и инфраструктурную политику на той или иной территории.
В июле 2004 года главы трех регионов сделали следующий шаг и заключили трехсторонний договор о сотрудничестве. От Тюменской области его подписал Сергей Собянин, который в 2001 году при поддержке северных территорий уверенно победил Леонида Рокецкого, набрав 52,78% голосов. От ХМАО и ЯНАО соглашение подписали губернаторы Александр Филипенко и Юрий Неелов.
Документ узаконил конструкт «Большой Тюменской области» как сложносоставного региона и стал политическим компромиссом. Северные округа сохранили статус субъектов Федерации, закрепили за собой значительную часть налоговых доходов от нефтегазового комплекса и получили возможность планировать развитие, опираясь на собственные бюджеты. Тюменская область зафиксировала за собой роль надстройки, через которую идут часть федеральных программ и межбюджетное распределение. На уровне «тюменской матрешки» стороны договорились: округа получили гарантии по статусу и доле в нефтяной ренте, область сохранила роль связующего звена с федерацией. Конфликт суверенитетов сменился режимом постоянных, но уже рабочих переговоров.
Эффективность договоренностей подтвердила практика. В рамках соглашения тысячи северян смогли переехать на юг области или получить соцвыплаты на покупку жилья. За счет совместной программы «Сотрудничество» были построены, реконструированы и отремонтированы сотни объектов социальной инфраструктуры: школы, детские сады, больницы, культурные и спортивные центры, дороги. В 2023 году действие программы досрочно пролонгировали до 31 декабря 2035 года, что подтвердило устойчивость существующей политической конструкции.
Материал из сюжета:
ХМАО празднует 95-летний юбилейЧто случилось в ХМАО? Переходите и подписывайтесь на telegram-канал «Ханты, деньги, нефтевышки», чтобы узнавать все новости первыми!